Шпет Густав Густавович (26.03(7.04). 1879, Киев - 16.11.1937, Томск) - ведущий представитель феноменологии в России. С 1898 по 1905 год обучался на физико-математическом и историко-филологическом факультетах Киевского университета. Как и большинство русских философов начала XX века, Шпет принимал участие в революционной деятельности, за что был исключен из университета и арестован. В тюрьме он получил возможность ближе заняться философией и переводами современных немецких философов (среди которых работы Л. Вольтмана, Г. Риккерта, Р. Эйслера) и вскоре по выходе из тюрьмы решил посвятить себя академической деятельности. Он восстанавливается в университете, посещает психологический семинарий Челпанова, где делает доклады, вылившиеся затем в монографию «Проблема причинности у Юма и Канта» (1907). Это говорит о том, что к 1910 году, времени посещения Шпетом лекций Э. Гуссерля в Геттингене, он был уже не новичком в философии и имел, кроме упомянутой работы, монографию «Память в экспериментальной психологии» (получившую золотую медаль на конкурсе студенческих работ), главными темами к-рой было строгое ограничение предмета психологии и критика логицизма в определении ее методов. Эти позиции оказались созвучными предпринятой Гуссерлем радикальной критике психологизма в понимании сознания.
Другим источником, позволившим Шпету адекватно воспринять и критически модифицировать гуссерлевскую феноменологию, была традиция, идущая от славянофилов и Каринского через В. С. Соловьева к С. Н. Трубецкому, которую можно назвать предфеноменологической, поскольку в ней содержалась не только критика разнообразных форм психологизма в понимании сознания, но и проблематика конститутивных связей действительности (включая и социальное бытие) и форм сознания в различных структурах опыта, процессов понимания и выражения смысла и т. д. Все это в конечном счете определило тот герменевтический поворот, который претерпел в своих взглядах Шпета, как и другие русские феноменологи первой трети XX века (Н. Н. Волков, Н. И. Жинкин, А. С. Ахманов). Уже в первой своей собственно феноменологической работе «Явление и смысл» (1914), посвященной изложению, интерпретации и критике сочинения Гуссерля «Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии» (т. 1), Шпет ставит вопрос, с поиском ответа на который связано все его последующее философское творчество: о бытии самого сознания и образованных им смыслов. Как истинно русского философа, процесс смыслообразования интересует Шпета не столько с формальной стороны, сколько со стороны его социально-исторического осуществления в слове и культуре. В магистерской диссертации «История как проблема логики» этот вопрос модифицируется в требование понимания истории не как какого-то естественного процесса и не как создания нашего разума, а как своего рода проективной действительности, которая формируется в культурном опыте человечества и может быть целостно осмыслена только в особых герменевтических актах специфической логики диалектического сознания.
В 1916 году в заметках «Сознание и его собственник» Шпет пытается рассмотреть проблему субъективности сознания и приходит к выводу, что интуиция «я» может быть выполнена только в широком социокультурном контексте, где личность выступает как специфический «социальный предмет». Сведение всех проявлений сознания к его индивидуальному субъекту-носителю основано, по мнению Шпета, на чисто грамматической привычке, в действительности «собственник сознания» может быть коллективным или даже вообще отсутствовать. В ряде работ по этнической психологии («Введение в этническую психологию», 1927) Шпет рассматривает возможности изучения различных форм «коллективного сознания» со стороны их принципиального строения как самостоятельно проявляющих себя исторических образований. Он набрасывает проект конкретной социальной психологии, имеющей выходы к практическим специальным исследованиям в области этнографии, фольклора, народоведения и краеведения. В 1917 году Шпет приступает к изданию философского ежегодника «Мысль и слово», на страницах которого публикуются произведения ведущих философов России, опирающихся на принципы сознания. Здесь выходят в свет полемически заостренные статьи Шпета «Мудрость или разум?» (1917), «Скептик и его душа» (1918) и другие, в которых он формулирует принципы «положительной философии» как основа «строгой науки», собирающей вокруг себя различные научные дисциплины, заботящиеся об основаниях познания изучаемого ими предмета, и критикует христианскую философию Эрна, Флоренского, Н. О. Лосского и других представителей «русского религиозно-философского ренессанса», усматривая в их взглядах не свободную от предпосылок, догматов и авторитетов теоретическую концепцию, а всего лишь частное психическое состояние и умонастроение.
В это же время зарождается интерес Шпета к истории отечественной философии. Он пишет ряд статей о русских мыслителях - Юркевиче, Лаврове, Герцене, Белинском, Чернышевском и др., которые должны были войти в неопубликованный 2-й том его вышедшего в 1922 году «Очерка развития русской философии». В работах позднего периода он отталкивается от своего вывода о значении культурно-исторического опыта и социальных связей субъекта, которые не могут быть, по Шпету, устранены, «заключены в скобки», а должны быть предположены как условия бытия самого сознания. Тогда смысл вещи сводится к ее применимости, социальной и культурной цели, требующей себя-понимания, выступая как первичный слой восприятия вообще.
В дальнейшем он все больше обращается к герменевтической проблематике, связанной также с пониманием и истолкованием текстов, слова. Подобный поворот происходил у Шпета уже в рамках феноменологии (здесь он двигался в том же направлении, что и такие ученики Гуссерля, как М. Хайдеггер, Р. Ингарден и др.). В работах «Эстетические фрагменты», «Язык и смысл», «Внутренняя форма слова» и других Шпет уже переходит к анализу конкретных социокультурных данностей. В качестве прототипа структурной организации всевозможных духовных образований Шпет берет слово, рассматриваемое в его внутренней форме - как выражающее определенный смысл, имеющее определенное значение. Язык описывается как вместилище значений, многофункциональная система, служащая целям выражения, сообщения, именования и т. д., а не какая-то символическая реальность, составленная из мистических слов-имен, как у Лосева. Учение Шпета о слове как принципе культуры, своеобразном социальном знаке, его описания внутреннего строения слова, положения о поэтических формах языка, структуре эстетического сознания и т. д. оказали определяющее влияние на ряд русских филологов и лингвистов, представителей московского и пражского лингвистических кружков и других гуманитарных сообществ 20-х годов (Г. Винокур, А. Габричевский, братья Горнунги, Р. Шор, Б. Ярхо и др.), на структурализм в лице Якобсона и в определенном смысле вообще положили начало исследованиям в области философии языка в России.
Гуссерлевский проект чистой феноменологии, взятый в сугубо методологическом плане, Шпет хотел совместить с историческим зрением Гегеля и герменевтической установкой Дильтея - задача, носильная только целой школе или хотя бы целой жизни. Но если первоначально социалистическая революция вынесла Шпетом из-под спуда русской религиозно-философской мысли (в 1918 году он становится профессором Московского университета, в 1920 году организует при университете Институт научной философии и кабинет этнической психологии, с 1923 года возглавляет философское отделение Государственной Академии художественных наук, а в 1927 году становится ее вице-президентом; в 1928 году его выдвигают в академики), то затем возможности профессиональной деятельности для Шпета резко ограничиваются. Его отстраняют от преподавания в университете. Какое-то время Шпет занимается переводами философской и художественной литературы: его перевод «Феноменологии духа» Гегеля до сих пор непревзойден. В 1935 году его арестовали по обвинению в контрреволюционной деятельности и сослали сначала в Енисейск, а затем в Томск, где он был расстрелян. Наследие Шпета, насчитывающее несколько десятков монографий и статей, до сих пор досконально не освоено. В архивах хранится большое количество неопубликованных рукописей, посвященных психологии, педагогике, истории философии, герменевтике, философии языка, множество статей и фрагментов по самым разнообразным философским проблемам.
Н. М. Чубаров
Русская философия. Энциклопедия. Изд. второе, доработанное и дополненное. Под общей редакцией М.А. Маслина. Сост. П.П. Апрышко, А.П. Поляков. – М., 2014, с. 782-784.
Сочинения: Соч. М, 1989; Философские этюды. М., 1994;Явление и смысл. Томск, 1996; Жизнь в письмах: Эпистолярное наследие/ Сост. Т. Щедрина. М., 2005; Philosophia Natalis: Избр. психолого- педагогические труды. М., 2006; Очерк развития русской философии. 4.1. М., 2008; Очерк развития русской философии. Ч. 2.: Реконструкция Т. Щедриной. М., 2009; Искусство как вид знания: Избр. груды по философии культуры. М., 2007; Философская критика: отзывы, рецензии, обзоры. М., 2010; Философия и наука: Лекционные курсы. М., 2010; История как проблема логики: Критические и методологические исследования. М., 2011; Внутренняя форма слова: Эподы и вариации на темы Гумбольта. М., 2009; Эстетические фрагменты. Своевременные напоминания. Структура слова in usum aestheticae. М., 2010.
Литература: Шпетовские чтения в Томске. 1991; Свасьян К. Густав Густавович Шпет // Литературная газета. 1990. № 7. С. 5; Поливанов М. К. Очерк биографии Г. Г. Шпета // Начала. 1992. № 1; Калиниченко В. В. Густав Шпет: от феноменологии к герменевтике//Логос. 1992.№3; Чубаров И. М. Шпет в Гетшнгене // Там же; Роди Ф. Герменевтическая логика в феноменологической перспективе: Георг Миш, Ханс Липпс и Густав Шпет // Там же 1995. № 7; История русской философии. М., 2008; Густав Шпет и его философское наследие: у истоков семиотики и структурализма. М., 2010; Густав Шпет: Философ в культуре. Документы и письма / Отв. ред.-сост. Т. Г. Щедрина. М-, 2012; Густав Шпет и шекспировский круг / Отв. ред-сост. Т. Г. Щедрина. Спб., 2013.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии