ШПЕТ Густав Густавович (1879- 1940) — русский философ, последователь феноменологии Гуссерля — философии, освобождающей сознание от прошлых установок, ведущей его к «естественной чистоте», помогающей проложить путь к «самим вещам», точнее, к сознанию, созерцающему сущность вещей. Научные интересы Ш. разнообразны: от психологии и эстетики до истории и методологии науки. Знание 17 европейских языков способствовало его литературной и переводческой деятельности. Ему принадлежат переводы «Феноменологии духа» Гегеля, произведений Шекспира, Диккенса, Байрона, классической литературы Польши, Германии, скандинавских стран. Основные философские работы: «История как проблема логики», «Явление и смысл», «Очерк развития русской философии», «Эстетические фрагменты», «Внутренняя форма слова».
Свою концепцию Ш. строит по принципу феноменологии Гуссерля: весь мир — это «явления», в которых он методом редукции (сведения к более простому) раскрывает «смыслы» существующего. Философия для него возможна как «строгая наука о смыслах», об «идеальном бытии, находимом в явлении». Прошлая философия с ее вариантами решения вековых проблем для Ш. лишь «формы литературного творчества», претендующие на знание. Только анализ смысловой деятельности человека, избавляя мысль от психолотизмов, субъективных пристрастий, превращает ее из «мнения» в «знание». Путь возвращения человека к первоосновам бытия помогает ему обрести самотождественность в мышлении, культуре, жизни.
Ш. был первым из философов феноменологического направления, кто обратился к проблемам познания исторической реальности. Историческую науку Ш. понимает как «чтение слова» в его значащей функции. Основную философскую проблему при изучении истории он видит в истолковании или герменевтике, раскрывающей смысл события. Смысл же открывается в «организующей направленности различных форм духа в их социальной функции: язык, культ, искусство, техника, право». Анализ форм сознания в их исторической конкретности и входит в круг основных задач Ш.
Впервые анализируя историю русской философии как логику развивающейся мысли в границах русской национальной культуры XIV-го — начала XIX вв., Ш. выявляет ее специфические особенности. По его мнению, истоком русской философии является «религиозно-нравственный, государственный, социальный утилитаризм». В XIV-XVI вв., когда философия существует в роли «служанки богословия», духовенство выполняет функции интеллигенции, просвещает народ в направлении приближения к православным 444 истинам. XVII век — время «одиночества» России и утверждения «специфично восточной мысли, что правительство может и должно управлять всем и в первую очередь духовными процессами». Функции интеллигенции начинает выполнять правительство, подчиняющее просвещение народа целям государства. Из такого утилитаризма «получилось то, что должно было получиться. «Просвещением» забаррикадировали себя от серьезной науки и философии». В XIX в. рождается новая интеллигенция, «оппозиционная правительственной, но столь же порабощенная утилитаризмом, хотя и с прямо противоположным пониманием пользы и службы людям». Для философии («незаинтересованной мысли», а потому мысли свободной, «чистой») пронизанность духом утилитарности означает ее погруженность в психологическую атмосферу нерешенных национальных проблем.
Только начиная с Пушкина, считает Ш., просачиваются в русскую культуру идеи философии без назидательности, науки без расчета, искусства без «пользы народной». Первые лучи рефлексии с разных сторон освещают одну и ту же загадку — будущее России. Полярность ответов на этот вопрос «определяет особую диалектику русской философии и тем самым узаконивает ее оригинальное философское место». Этико-социальная направленность русской философии, беспокойство об истории, о «завтрашнем дне» делает ее насквозь утопичной. Подлинная Россия — еще в будущем, но в будущем «вселенском». Задачи ее — всемирные; она сама для себя — «мировая задача». «Проблемность» бытия России определяется особенностями национальной психологии (неумением жить в настоящем и беспокойством о вечном, мечтой о непременно всеобщем счастье и безответственностью перед культурой, уверенностью в «широте и доброте сердца» русского человека и элементарной невоспитанностью). Нельзя забывать и о классических для России традициях «просвещенческого утилитаризма», этико-религиозных идеалах морального «делания» себя и вселенского подвига. Тем самым будущее русской философии, как и будущее самой России, не прогнозируемо.
Многие идеи Ш. в области философии языка, философии искусства предвосхитили современные разработки в этих областях, но оказались забытыми. С 1937 г., после очередного ареста и приговора к десяти годам лишения свободы без права переписки, о Ш. ничего не известно.
Кириленко Г.Г., Шевцов Е.В. Краткий философский словарь. М. 2010, с. 443-444.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии